Пятничной пивной 1991-го года видеопост

16

комментариев 16

Нет времени на раскачку? 15.10.2021 21:47
За 30 лет не так много и изменилось. Рабочих только не стало… и кружки появились.
16  0
Ответить
Мама дорохая 15.10.2021 22:00
И пиво пропало. Сплошной концентрат газированный
15  2
Ответить
Коллекция пивных банок на шкафу 16.10.2021 09:02
Ну вы ещё про кольско-армянский пивзавод вспомните!!! Вот примерно в это же время, что и в видео сюжете, мы по выходным с трехлитровыми банками в авоськах, с самого утра ездили в Колу, где прямо с заводской трубы лилось свежайшее пиво. (тогда это ещё был пивзавод без армян, пиво без диареи, а мы — это курсанты мореходки)
22  1
Ответить
Хмырь 16.10.2021 16:49
Интересно было
6  1
Ответить
Хмырь 16.10.2021 16:51
И рыба была. Кстати
10  1
Ответить
Старый бобер 17.10.2021 17:21
А ведь молодежь и не знает, какое божественное было пиво. В их памяти останется только нынешний сурогат.
7  1
Ответить
Ольга 20.10.2021 19:49
Сколько из них «не вписалось в рынок»
2  0
Ответить
Да здесь я 15.10.2021 22:02
Вот бы пожить лет так через 1000
1  2
Ответить
Интересно 15.10.2021 23:20
Неполная картинка, Молчанов рано пришёл, ни одной драки. Да и народ в то время ещё не спился, культурно отдыхал по ресторанам, пивным и рюмочным, в зависимости от статуса. Ну а потом приехали Рояль, Маккормик и пр. борматень. В ресторанах и кинотеатрах открыли торговые площади. Закрыли ЛТП и вытрезвители. Кто с деньгами ушли в сауны, базы отдыха, оборудованные комнаты отдыха при рабочих кабинетах. Основная масса пьёт не понятно что и не закусывая в барах, наливайках, подворотнях, ну и у себя на кухнях, наводя тоску на домашних и соседей.
16  2
Ответить
СейСаныч 16.10.2021 07:03
«Наш пивной бар называется «Рыгалето», хотя на самом деле он никак не называется, а просто на железной стене возле двери можно разобрать полустершуюся трафаретную надпись:
Павильон № 27
Часы работы: 10.00–20.00
Перерыв с 13.00 до 14.00
Выходной день – воскресенье
Павильон! Это мы умеем: вонючую пивнушку назвать павильоном, душную утробу автобуса – салоном, сарай с ободранным киноэкраном – Дворцом культуры. Павильон… Его сооружали прямо на моих глазах: варили из металлических труб и листового железа, а потом красили в ненавязчивый серый цвет. Но тогда никто и не догадывался, что это будет пивная! Думали, ну – вторсырье, ну – в лучшем случае, овощная палатка. Даже спорили на бутылку, но никто не выиграл, никому даже в голову не залетало: ПИВНОЙ ПАВИЛЬОН!
А происходило все это пятнадцать, нет, уже шестнадцать годиков назад. Я только-только окончил институт и распределился в только-только созданный вычислительный центр «Алгоритм». Если помните, страна в то время переживала эпоху всеобщего «асучивания», и казалось, наконец-то найдено совершенное и безотказное средство против нашего необоримого бардака: мол, ЭВМ не проведешь и не обманешь! Потом выяснилось, что для нашего бардака компьютеризация – то же самое, что накладная грудь и косметика для неудавшейся женщины… Но это поняли потом. А тогда мы шли в компьютеризацию, как в революцию, – с гордо задранной головой, бездумно-восторженным взором и лютой верой в скорую победу.
Первым весть о пивной, будто бы открывающейся в железном сооружении, принес Букин, наш местный алгоритмовский правдоискатель, отдававший все силы делу борьбы за справедливость, разумеется в рамках господствующего беззакония. К тому же, страдая почками, он абсолютно не пил – и это придавало его деятельности оттенок мученичества.
– Поздравляю! – горько сказал Букин, входя в машинный зал. – Будет пивная. Я видел, как разгружали автоматы!
– Ура-а! – завопили мы, вскочив со своих мест.
– Чего – ура?! – затрясся наш правдолюб. – Будет вам теперь – «Все об АСУ»…
Мы дружно заржали, ибо второй, сокровенный, смысл названия этого популярного в те годы справочника являлся предметом издевательств для целого поколения программистов. Но, конечно, тревога Букина была обоснована: жил он от «Рыгалето» неподалеку, а во что превращаются подъезды домов вблизи пивных точек – общеизвестно. Но нам, молодым, веселым, умеренно выпивающим и живущим у черта на рогах, эти опасения Букина казались смешными, а грядущие нерукотворные моря в подъездах – по колено!
Зато только представьте себе: выйдя в 17.15 из нашего стеклянного ВЦ, где даже мыши не размножаются по причине всеобщей прозрачности, вы как бы между прочим заглядываете в свою пивную, привычно вдыхаете табачно-дрожжевой запах, подходите к автомату, напоминающему Мойдодыра, дожидаетесь своей очереди (минут десять – вот были времена!), бросаете в светящуюся щелку монетку, предварительно подставив под кран личную кружку (гигиенично да и посуду искать не нужно), и нежно наблюдаете, как автомат, утробно крякнув, выдает вам одним пенным плевком триста восемьдесят пять граммов жигулевского пива, а поскольку ваша собственная кружка, в отличие от казенной, вмещает целый литр, можно повторить, как говорится, не отходя от первоисточника.
Конечно, нашу пивную павильоном мы не называли никогда. Смешно! Сначала безыскусно именовали «точкой», потом некоторое время – «гадюшником», года полтора держалось название «У тети Клавы» – по имени уборщицы, одноглазой старушки, которая смело бросалась разнимать дерущихся с криком: «У тети Клавы не поозоруешь!» Но вот выявился один замечательный завсегдатай – спившийся балерун из Большого театра. Интересно, что даже в совершенно пополамском состоянии он все равно ходил по-балетному – вывернув мыски. За дармовую кружку пива балерун охотно крутил фуэте и кричал при этом дурным голосом: «Р-риголетто-о-о!» Почему «Риголетто», а не, допустим, «Корсар» или «Щелкунчик», – никто не знал. Пивную начали называть «Риголетто», потом «Рыгалето», что, в общем-то, более соответствовало суровой общепитовской действительности. Сам балерун вскоре, весной, умер прямо на пороге нашей забегаловки, не дожив пяти минут до открытия, до 10.00, до реанимационной кружки пива. А название намертво пристало к нашему железному павильону, и, вспоминая того несчастного фуэтешника и видя, как все вокруг переименовывается вспять, я думаю о том, что не каждому удается оставить после себя такой прочный след в жизни.
Заглянуть после напряженного рабочего дня в «Рыгалето» стало доброй и прочной традицией нашего ВЦ, конечно, в основном его мужской части. Нарушить этот обычай могло только стихийное бедствие или замызганная фанерка на двери:
ПИВА НЕТ
Если когда-нибудь задумают построить памятник жертвам великого эксперимента и даже объявят всесоюзный конкурс, я обязательно пошлю им свой вариант: циклопическая железная дверь, гигантский заржавленный замок и огромная фанерина с надписью: «ПИВА НЕТ».
Но тогда, в середине 70-х, эта табличка появлялась не так часто, как нынче, и в «Рыгалето» мы – нет, не отмечали, а именно обмывали пивом все мало-мальски заметные события нашей жизни: дни рождения, именины, повышения по службе, свадьбы, отпуска, прибавления в семействах, увольнения, разводы, торжественные проводы на пенсию и – в лучший мир… Это стало ритуалом – сгрудиться у высокого, круглого, пахнущего селедкой стола, поднять кружки и чокнуться, предварительно хором продекламировав стишок, неизвестно кем и неведомо зачем занесенный с идеологически выверенной детской новогодней елки:
За мир и счастье на планете,
За радость всех детей на свете!
В особенно торжественных случаях в пиво добавлялось немного водки, и от «ерша» мир становился звеняще-легким и восхитительно простым. Правда, ненадолго. Здесь, в «Рыгалето», мы обмыли и мою негаданную свадьбу, мои служебные взлеты и падения, рождение моей первой и последней дочери Вики, получение малогабаритной двухкомнатной квартиры в Южном Чертанове, обретение шести соток под Волоколамском… Одним словом, все те события, которые превращают молодого безответственного циника в ответственного циника средних лет, готового поддерживать любой, самый идиотский режим, если тот гарантирует незыблемость очередного отпуска. Да, мы были шумливы, веселы и нетребовательны: пьяные байки какого-нибудь полпреда-расстриги заменяли нам дальние странствия, а треск ломаемых соленых сушек – щелканье кастаньет.
Итак, почти каждый вечер, прежде чем до утра сгинуть в ненасытной прорве семейного благополучия, я полчасика, а то и часик провожу здесь, в «Рыгалето». Стою и потихоньку из своей баварской кружки производства Дулевского завода фарфоровых изделий прихлебываю мутный желтый напиток, способный раз и навсегда лишить профессиональной чувствительности любого западного дегустатора пива. Но я не просто пью – я думаю. … Во время размышлений я люблю оглядывать пивной зал, похожий на большой вокзальный сортир, где вместо писсуаров установлены пивные автоматы. Все остальное: запах, толчея, антисанитария – полностью соответствует вышепоименованному помещению. Впрочем, пиво сегодня неплохое, с горчинкой, наверное останкинское, а бадаевское – кислятина.
Еще мне нравится вслушиваться в шум переполненного зала, выхватывать обрывки разговоров, а если попадется интересный, постараться вычленить его из душного гула, словно русскую речь из шипения, писка, скрипа и басурманской скороговорки радиоприемника. В «Рыгалето» можно услышать что угодно – от сквернословного рассказа о производственном конфликте с гнидой-бригадиром до душераздирающей любовной истории, от парнокопытного мычания до искрометной полемики вокруг воззрений Пьера Тейяра де Шардена… Пиво, как и жизнь, любят почти все, поэтому здесь можно встретить и собирающего опивки бомжа, и доктора философии, интеллигентно пригубливающего из особым образом обрезанного молочного пакета.
– Ну и грязища! – кротко возмущается пожилой мужичок, с виду командированный: в одной руке он держит мыльно пузырящуюся кружку, в другой – чемоданчик, похожий на те, что бывают у электромонтеров. – Ну и грязища!
– Не в Париже! – беззлобно отвечает ему человек с фиолетовым лицом.
И мне совершенно ясно, что «Париж» – последнее географическое название, чудом зацепившееся в его обезвреженных алкоголем мозгах.
– Да уж… – соглашается командированный и, зажав чемодан между коленей, чтобы не ставить его на загаженный пол, присасывается к кружке. – Да уж точно – не в Париже!.. – добавляет он, оторвавшись от пива, чтобы перевести дух.
Надо ли объяснять, что ни тот ни другой в Париже никогда не были. Для них это – просто звучный символ, таинственное место вроде Беловодья или Шамболы, где люди существуют по иным, замечательным законам, где пол в пивных настолько чист, что можно безбоязненно ставить чемодан, и где посетители никогда не допивают до дна, давая возможность лиловым бомжам поправиться и захорошеть.
А вот я в Париже был. Честное слово! Обычно я никогда не рассказываю об этом, особенно здесь, в «Рыгалето». Грустная история. Помните у Маяковского:
Неудачник не тот, кого рок грызет
И соседки пальцем тычут, судача.
Неудачник – тот, кому повезет,
А он не сумеет схватить удачу!
Сказано точно про меня. Про мою парижскую любовь. Знаете, я иногда думаю, что удачливость – это не стечение жизненных обстоятельств, а просто черта характера, как, например, искренность, злобность, отходчивость… Вы согласны? Да? Значит, у нас много общего. И я, пожалуй, расскажу вам… Только подождите – сначала схожу налью еще пива, а вы держите мое место, никого не пускайте, если будут лезть, говорите: «Он сейчас придет!» Моя кружка вмещает литр… А ваша?..»
Ю. Поляков «Парижская любовь Кости Гуманкова»
http://www.litmir.me/br/?b=68540&p=1
6  3
Ответить
Чески 17.10.2021 00:31
В 80-х в промежностях дворовых переулков чуть ниже ул.Туристов (глянул в Карты —
нет у них названий, дворы), между убитыми двушками и в одной из них был пивбар «Грот». Эпохальное и удивительное место. Стильный интерьер в диком (под него) камне, длинные деревянные из отличного деревянного массива столы-тальдботы, скамьи, своды, впечатляет по воспоминаниям даже сейчас. Курилка с отличной вентиляцией, хоть тогда запрета курить в общепите не было. Глиняные кувшины с пивом и глиняные кружки, фирменное блюдо — гриль-курочка под чесночным соусом, ещё что-то было, вяленая рыбка какая-то, то-сё, всё пивные закуски, креветки кажется были. Любимое место моей курсантской молодости, девах туда тоже водили. Народ был классный, атмосфера какая-то была… А потом, в перестроечные, как-то сдулся и тихо помер.
17  0
Ответить
Анатолий 17.10.2021 01:13
Елена Михина — Сосиска для авторитета.
На что же могли рассчитывать все эти люди, приходя в советский бар. Для начала — это были заповедники запрещенной музыки. В центральных пивбарах, например в «Жигулях» и «Висле», где у бармена все было схвачено, стояли двухкасетные шарпы — верх крутизны тех лет. На них можно было послушать шансон (хотя в те времена еще и понятия такого не существовало) Аркадия Северного и братьев Жемчужных, непонятного Розенбаума, который вроде и наш, а вроде и поет что-то не то. По желанию клиентов ставили западных Битлов или «Ролинг Стоунз».
Традиционный набор включал в себя кружку пива за 40-45 копеек и закуску — копченую ставриду, сушки и соленую соломку. Авторитет (например, местный прокурор и сотрудник уголовного розыска) мог рассчитывать на vip-обслуживание — порцию дефицитных сосисок с зеленым горошком и хлебом. По меркам того времени получить такое блюдо в баре — это то же самое, что сейчас подойти в ресторане гостиницы «Европа» к олигарху и, похлопав его по плечу, сесть с ним за стол.
Примелькавшиеся клиенты могли беспрепятственно пронести с собой чего-нибудь покрепче пива. Хотя, в принципе, «горючее» не из меню было и у вышибал. По трудовой книжке они числились гардеробщиками, но основная их функция была «не пущать». Их уважали, с ними обязательно здоровались и у них же покупали вино и водку. Так что вовсе не зарплата, а именно подпольная продажа алкоголя была их главной статьей дохода. Плюс они собирали входную плату — 3-5 рублей с тех, кто не был членом закрытого клуба. В баре «Медведь» работал примечательный вышибала. У него на плече сидела белая ручная крыса, которая пила пиво, стоя на задних лапах.
Также с собой можно было притащить закуску, например воблу. Тот, кто мог достать в Ленинграде воблу, уже что-то да значил. Рыбу чистили, не церемонясь, тут же, на столе. При этом чешуя летела во все стороны, но на это никто не обращал внимания, разве можно обижаться на такого счастливого человека, который раздобыл воблу.
Официантов, в современном понимании этого слова, в барах не существовало. В лучшем случае был кто-то похожий, кто уносил грязную посуду и смахивал засаленной тряпкой крошки с тяжелых деревянных столов. Куда важнее него в баре была уборщица. Какая-нибудь тетя Маша могла спокойно подойти к кому угодно и прошипеть ему: «Ноги подними». И ведь поднимали и воры в законе, и милицейские начальники.
Пивная бухгалтерия
Но все-таки главным человеком в баре был, естественно, бармен. На эту должность назначали только проверенных людей, кто знал, кому сколько платить, и мог держать ситуацию под контролем. Конечно, драки с выносом тела случались регулярно, но это было такой же нормой, как совершенно непотребные туалеты.
Чаевых в таких заведениях не оставляли. Все как должное принимали, что сотрудники бара наживаются на чем только можно, обсчитывая подвыпивших посетителей и разбавляя пиво.
Нехитрая бухгалтерия барменов выглядела примерно следующим образом. Если пиво развести водой процентов на десять или чуть меньше, то с каждой кружки можно получить пять копеек себе в карман. За день отпускается около тысячи кружек. Да еще можно толкнуть левых сушек. За пятнадцать рабочих дней набегает порядка тысячи рублей необлагаемой налогами прибыли. Из них рублей 300 нужно раздать контролирующим организациям. Остается 700 рублей чистыми. Для сравнения: приличная заплата в те годы составляла 120-150 рублей, а 700 со всеми надбавками получали на шахтах Магадана.
13  4
Ответить
Чески 17.10.2021 01:43
Ты вот когда сам не пишешь, а что-то умное цитируешь, вполне себе Анатолий, а не пинаемый всеми толег-сталинист-фарцовщик, чудо-юдо социальное и психиатрическое, ну, гавно, короче, как все считают. Ты по сети-то лазий, лазий, ищи дельные мысли-то, мать твою, нэт пока ещё большой, так потихоньку в люди-то и выкарабкаешься. Сам тока не пиши больше, ок? А то скулы от тоски сводит. Лайк тебе. Первый.
13  5
Ответить
Друг 18.10.2021 12:06
Как говорил один мой знакомый, и эта фраза очень хорошо подходит для Анатолия: Умные мысли начинают посещать его голову лишь тогда, когда жопа уже накуралесила и притихла ))
6  0
Ответить
Азизян 18.10.2021 18:15
А мы с николюшей любили захаживать в «Три урода». В незабвенные девяностые срединные, будучи курсантами высшей школы кгб, ленинградского филиала, молодые люди находили как можно поганее место, чтобы выжрать по литру Агдама и выблювать все в соседнем подьезде. Сколько же было тогда пиздюкам лет? 18,19. Не курили почти. Членом один из них мог поднять рюкзак с двумя кирпичамя, держась залупой за петелечку. Тараканчиком подцепливали на веревочке над включенной плиточкой. Один как-то в припадке разочарования насрал на блин, что на общажной кухне борщ варит. Насрал прям на красный, расплакался и ушел к якуту.
2  7
Ответить
Жажда свободы 19.10.2021 09:37
Да Азик, богатыри не вы с николюкиным. Вот так почитаешь «некоторых» и понимаешь, что швабра в презервативе иногда единственный выход. А её своевременное неиспользование вот к чему это привело. Рта не открой, коммент не напиши.
3  1
Ответить